Британия. Краткая история английского народа. Том - Страница 97

Первый его удар пал на церковь; он уже потребовал от духовенства половины его годового дохода и был так раздражен его сопротивлением, что настоятель храма святого Павла, выступивший с возражением, от страха упал мертвым к его ногам. «Если кто воспротивится требованию короля, — гласило его послание к церковному собору, — поставьте ему на вид, что он может быть объявлен врагом королевского мира». Обиженные церковники очень неудачно сослались на то, что они обязаны платить только Риму, и как на основание своего отказа в дальнейшем обложении указали на разрешительную буллу папы Римского Бонифация VIII. На их отказ Эдуард I отвечал объявлением всего сословия вне закона: королевские суды были закрыты, а люди, отказавшие королю в пособии, — лишены всякого правосудия. Своими доводами духовенство поставило себя с формальной стороны в неловкое положение, а объявление его вне закона скоро принудило его к покорности, но его взносы мало могли помочь пополнению истощенной казны, а между тем тяжесть войны все возрастала.

Для снаряжения экспедиции, которую Эдуард I готовился лично вести во Фландрию, требовались более широкие масштабы произвольного обложения. Сельские дворяне были вынуждены принимать рыцарское звание или откупаться от обременительной чести. От графств были истребованы принудительные поставки скота и зерна, а вывозная пошлина на шерсть, — в то время главный продукт страны, — была поднята в шесть раз против прежней суммы. Хотя в этом и не было прямого нарушения хартий или статутов, результаты Великой хартии и «войны баронов» вдруг оказались уничтоженными. Едва удар был нанесен, как Эдуард I почувствовал свое бессилие. Сопротивление начали бароны. Во главе оппозиции стали два сильнейших из них: Боген, граф Герфорд, и Бигод, граф Норфолк. Их протест против войны и сопровождавших ее вымогательств фактически выразился в отказе вести войско в Гасконь в качестве заместителей Эдуарда I, тогда как сам он отправлялся во Фландрию. Они ссылались на то, что не обязаны служить за границей в случае отсутствия короля. «Клянусь богом, граф, — сказал король Бигоду, — Вы пойдете, или будете повешены!» «Клянусь богом, государь, — был холодный ответ, — я не пойду и не буду повешен!» (непереводимая игра слов: клянусь богом — (By Good) —звучит также как и фамилия графа — Бигод). Прежде чем собрался созванный им парламент, Эдуард I понял свое бессилие и под влиянием одной из внезапных перемен настроения, которые были присущи его натуре, появился в Вестминстерском зале перед своим народом и со слезами на глазах признался, что брал его достояние без достаточного на то права.

Настойчивое обращение к верности подданных заставило их против своей воли согласиться на продолжение войны, но этот кризис выявил необходимость дальнейших гарантий против власти короля. В то время как Эдуард I еще сражался во Фландрии, примас Уинчелси с двумя графами и гражданами Лондона воспретил дальнейший сбор податей, пока Эдуард не подтвердил торжественно в Генте (1297 г.) Хартию с дополнительными статьями, воспрещавшими королю взимать подати не иначе как с общего согласия королевства. По требованию баронов он повторил подтверждение в 1299 году, когда его попытка присоединить уклончивую оговорку в защиту прав короны доказала справедливость их недоверия. Два года спустя новое собрание вооруженных баронов вынудило его к полному выполнению лесной Хартии. Горечь унижения тяготила Эдуарда I; свое обещание не брать новых пошлин с товаров он обходил, продавая купцам торговые привилегии; а получение от папы формального освобождения от данных обещаний указывало на его намерение снова поднять те вопросы, по которым он сделал уступки. Но его остановила роковая борьба с Шотландией, возобновленная восстанием Роберта Брюса, и смерть короля (307 г.), завещавшая спор его недостойному сыну.

Как ни был низок в нравственном отношении Эдуард II, он далеко не был лишен умственных дарований, наследственных в роду Плантагенетов. У него было твердое намерение свергнуть иго баронов, и он рассчитывал достичь этой цели, выбрав в министры человека, всецело зависевшего от короны. Мы уже отметили, что «клерки королевской капеллы» — министры своевольного правления нормандских и анжуйских королей — были незаметно заменены прелатами и лордами Постоянного совета.

В конце царствования Эдуарда I прямое предложение баронов назначить высших сановников грубо отвергли. Но фактически в выборе своих министров король был ограничен кругом прелатов и баронов, а такие сановники, хоть и тесно связанные с королевской властью, всегда разделяли в значительной степени чувства и мнения своего сословия. Молодой король, по-видимому, стремился уничтожить незаметно установившийся порядок и, подражая политике современных королей Франции, выбирать себе в министры людей невысокого положения, своей властью полностью обязанных короне и представлявших только политику и интересы своего государя. Еще при жизни отца его товарищем и другом был иностранец Петр Гавестон, родом из Гиени; в конце своего царствования Эдуард I изгнал его из королевства за участие в интригах, отдаливших от него сына. Новый король тотчас по воцарении вернул его, сделал графом Корнуолла и поставил во главе администрации.

Живой, веселый, расточительный, Гавестон в своих первых действиях проявил быстроту и смелость южного француза; старые слуги получили отставки, всякие притязания на старшинство или наследственность при распределении должностей во время коронации были устранены, вызывающие насмешки иностранца раздражали гордых баронов до бешенства. Гавестон был прекрасным воином и своим копьем на турнирах сбрасывал с коней одного противника за другим. Его беспечное остроумие осыпало вельмож насмешливыми прозвищами: граф Ланкастер был Актером, Пемброк — Жидом, Уорвик — Черным Псом. После нескольких месяцев власти оказалось невозможно противиться требованию парламента отставить Гавестона от должности, и он был формально изгнан из королевства.