Но король далеко не ограничивался планами Генриха II, он стремился все больше ослабить могущество знати, подняв на тот же уровень массу землевладельцев, и королевская грамота обязала всех фригольдеров, владевших землей стоимостью в 20 фунтов, принимать рыцарство из рук короля. В то время как политическое влияние аристократии как сословия, руководящего народом, усиливалось, личная и собственно феодальная власть каждого барона на его землях, в сущности, постоянно падала. Влияние короны на каждую знатную семью благодаря правам опеки и женитьбы, объезды королевских судей, все большее сужение функций феодального суда, подрыв военного значения баронов щитовой податью, безотлагательное вмешательство совета в их распри — все это больше и больше принижало баронов до уровня прочих подданных. Однако многое еще оставалось сделать. Как ни отличалась английская аристократия, взятая в целом, от феодальной знати Германии или Франции, всякому военному классу свойственно стремление к насилию и беззаконию, которое трудно было подавлять даже строгому суду Эдуарда I. Во все его царствование ему приходилось сильной рукой поддерживать порядок среди враждующих баронов. Крупные вельможи вели частные войны; для мелких и бедных баронов представляло большое искушение богатство купцов — их длинные телеги с товарами, проезжавшие по дороге.
Однажды, под прикрытием шуточного турнира монахов с канониками, кучка провинциальных дворян успела проникнуть на большую ярмарку в Бостоне; с наступлением ночи они подожгли строение, ограбили и перебили купцов, а добычу перевезли на суда, стоявшие наготове у пристани. Потоки золота и серебра, как гласило полное ужаса предание, текли расплавленными по канавам в море; «все деньги Англии едва ли могли вознаградить те потери». Даже в конце царствования Эдуарда I шайки разбойников, вооруженных дубинами, жили за общий счет, помогали сельским дворянам в их распрях и угрозами вымогали у крупных торговцев деньги и товары. У короля было довольно силы, чтобы оштрафовать и посадить в тюрьму графов, повесить вождя бостонских грабителей и подавить разбои строгими мерами. В трехлетнее отсутствие (1286—1289 гг.) Эдуарда I в королевстве судьи, назначавшиеся тоже из мелких баронов, провинились в насилии и подкупе. После тщательного расследования судебные злоупотребления были обнаружены и исправлены, двое главных судей подверглись изгнанию, а их товарищи — заточению и штрафу.
Следующий год принес событие, оставшееся темным пятном на царствовании Эдуарда I. Ненависть народа к евреям быстро росла при анжуйцах, но покровительство королей никогда не колебалось. Генрих II даровал им право погребения за пределами городов, где они жили. Ричард сурово наказал за избиение евреев в Йорке и организовал смешанный суд из евреев и христиан для записи их договоров. Иоанн никому, кроме себя, не позволял их грабить; правда, сам он выудил у них однажды сумму, равную годовому доходу королевства. Смуты следующего царствования принесли больше, чем могла взять даже королевская жадность; евреи приобрели достаточно средств для покупки имений, и только взрыв народного негодования не позволил закону дать им право владения вольными землями.
Гордость и презрение евреев к бытовавшим суевериям проявлялись в насмешках, которыми они осыпали процессии, проходившие через еврейские кварталы, а иногда, как в Оксфорде, и в настоящих нападениях на них. В народе ходили нелепые истории о детях, увлеченных в еврейские дома для обрезания или распятия, а в Линкольне народ стал почитать как «святого Гуго» мальчика, которого нашли зарезанным в еврейском доме. Первым делом францисканцев было поселиться в еврейских кварталах и попробовать обратить в христианство их жителей, но народная ненависть была слишком велика для таких мягких средств примирения. Когда своими ходатайствами перед Генрихом III монахи спасли от смерти семьдесят евреев, народ гневно отказал братии в подаянии. Во время «войны баронов» народная ненависть находила выражение в разграблении еврейских кварталов. По окончании войны евреев постигло еще большее бедствие: против них стали издавать указ за указом. Им запретили владеть недвижимой собственностью, держать в услужении христиан, обязали ходить по улицам не иначе как с двумя белыми нашивками из шерсти на груди, указывавшими на их национальность. Им запрещали строить новые синагоги, есть с христианами, лечить их.
Обороты капиталов, уже подорванные соперничеством банкиров из Кагора, стали совсем невозможны, когда король под страхом смерти приказал евреям отказаться от ростовщичества. Дальше преследованию идти было некуда, и накануне войны с Шотландией Эдуард I, желая пополнить казну и сам увлекшись фанатизмом подданных, купил у духовенства и мирян сбор «пятнадцатой деньги» за согласие на изгнание евреев из королевства. Из 16 тысяч человек, которые предпочли изгнание отступничеству, немногие достигли берегов Франции. Многие потерпели крушение, другие были ограблены и выброшены за борт. Один шкипер высадил толпу богатых купцов на песчаную отмель и посоветовал им призвать нового Моисея для спасения себя от моря. Со времен Эдуарда I до О. Кромвеля ни один приезжий еврей не ступал на землю Англии.
Сам Эдуард I был ни при чем в тех жестокостях, которыми сопровождалось изгнание евреев: напротив, он не только позволил беглецам взять с собой имущество, но и наказал через повешение людей, ограбивших их на море. Но изгнание все-таки было жестокостью, а разрешенный благодарным парламентом сбор «пятнадцатой деньги» оказался только слабым возмещением понесенных казной потерь. Война с Шотландией скоро истощила данные парламентом субсидии. Казна была совсем пуста; дорогая борьба с Францией в Гаскони требовала средств, а между тем король задумывал еще более дорогую экспедицию — на север Франции при помощи Фландрии. Прямая нужда привела Эдуарда I к жестоким вымогательствам.