Британия. Краткая история английского народа. Том - Страница 81

К оглавлению

81

Глава II
АНГЛИЙСКИЙ ПАРЛАМЕНТ (1283—1295 гг.)


Завоевание Уэльса свидетельствовало об усвоении короной новой политики. С самого начала царствования Эдуард I отказался от всякой мысли о возврате французских владений, утраченных его дедом, и сосредоточил внимание на улучшении управления собственно Англией. Присоединение Уэльса или попытку подчинить Шотландию можно понять, как следует, только рассматривая их как части того же плана национального управления, которому Англия обязана окончательным установлением ее судебного и законодательного строя, ее парламента. Английская политика короля, подобно его английскому имени, была знаменем его времени. Долгий период образования нации, в сущности, шел к концу.

С царствованием Эдуарда I начиналась новая Англия — конституционная Англия нашего времени. Это не значит, что ее последующая история отделялась от предшествующей пропастью вроде той, какой в истории Франции служит революция: зачатки английской Конституции можно проследить еще до времени первого появления англов в Британии. Но с теми зачатками произошло то же, что и с английским языком. Язык Альфреда — тот же язык, на каком теперь говорят англичане, но, несмотря на это тождество, англичанам приходится изучать его как язык иностранный. С другой стороны, язык Чосера почти так же понятен, как современный. По языку Альфреда историк и филолог могут познакомиться с началом и развитием английской речи; на языке Чосера английский школьник может забавляться историей Троила и Крессиды или прислушиваться к веселым рассказам кентерберийских пилигримов.

Точно так же знание древних законов Англии необходимо для правильного понимания позднейшего законодательства, его начала и развития, а основу парламентской системы непременно следует искать в «собраниях мудрых» до завоевания или в «Великом совете» баронов после него. Но парламенты, собиравшиеся в конце царствования Эдуарда I, не только вытесняют историю позднейших парламентов: они совершенно тождественны тем, которые и до сих пор заседают у святого Стефана, а на статут Эдуарда I, если он не отменен, можно ссылаться так же прямо, как и на статут Виктории.

Словом, долгая борьба за само существование Конституции подошла к концу. Последующие пререкания уже не затрагивают, подобно предыдущим, общего строя политических учреждений; это просто ступени той строгой школы, которая приучила и еще учит англичан: лучше пользоваться и разумно развивать скрытые силы народной жизни, поддерживать равновесие сил, общественных и политических, приноравливать конституционные формы к изменяющимся условиям времени. Со времени царствования Эдуарда I мы, в сущности, стоим лицом к лицу с новой Англией. Король, лорды, общины, высшие суды, формы управления, местные деления, провинциальные суды, отношения церкви и государства, вообще остов всего общества — все это приняло форму, которую, в сущности, сохраняет и до сих пор.

Многое в этой великой перемене следует, несомненно, приписать общему настроению эпохи, для которой, по-видимому, главной целью и задачей было выработать определенные формы для великих начал, получивших новую силу в течение предшествующего века. Как начало XIII века было временем основателей, творцов, первооткрывателей, так конец его был веком законодателей; самыми знаменитыми людьми эпохи были уже не Бэкон, Симон Монфор или Франциск Ассизский, а деятели вроде Людовика Святого или Альфонса Мудрого — организаторы, правители, законодатели, учредители. К их разряду принадлежал и сам Эдуард I. В его характере было мало творческого гения или политической оригинальности, но он в высокой степени обладал способностями организатора, и его страстная любовь к закону пробивалась даже в судейском крючкотворстве, до которого он временами снисходил. В судебных реформах, которым он посвящал так много внимания, он выказал себя если не «английским Юстинианом», то, во всяком случае, проницательным человеком дела, развивавшим, реформировавшим, придававшим прочные формы учреждениям своих предшественников.

Одной из его первых забот было завершение судебных реформ, начатых Генрихом II. Важнейший суд для гражданских дел, суд шерифа или графства, сохранил как пределы своей юрисдикции, так и характер королевского чиновника за шерифом. Но высшие суды, на которые распался со времени Великой хартии суд короля, — суды королевской скамьи, казначейства и общих дел, — получили особый состав судей. Гораздо важнее этой перемены, в сущности, только заканчивавшей давно уже начавшийся процесс разделения, было установление «совестного суда» наряду с судом по общему праву. Реформой 1178 года Генрих II уничтожил прежний «суд короля», который до того служил высшей апелляционной инстанцией, выделив собственно судей, постепенно к нему присоединявшихся, из общего собрания своих советников.

Выйдя, таким образом, из совета, эти судьи сохранили за собой имя и обычную юрисдикцию «суда короля», а все дела, которые они не могли разрешить, представлялись на особое рассмотрение Королевского совета. Этой высшей юрисдикции «короля в совете» Эдуард I дал широкое развитие. Собрание министров, высших сановников и юристов короны на первый раз оставило за собой в качестве судебного учреждения исправление тех правонарушений, с которыми не могли справиться низшие суды по слабости, пристрастию или подкупности, и, в частности, преследование беззаконий высоких вельмож, пренебрегавших властью обычных судей. Хотя парламент и относился ревниво к юрисдикции совета, но она, по-видимому, постоянно сохраняла свою силу в течение двух следующих веков; в царствование Генриха VII она получила определенную юридическую форму в виде суда Звездной палаты, и еще в наши дни ее полномочиями пользуется судебный комитет Тайного совета.

81