Стихи, приписывавшиеся Тальезину, выражали неумиравшую надежду на возрождение кимров. «В руках их опять окажется вся земля, от Бретани до Мена… и пронесется молва, что германцы уходят обратно на свою родину». Все эти предсказания, собранные в странном произведении Готтфрида Монмута, производили глубокое впечатление не только на уэльсцев, но и на их завоевателей. Сам Генрих II с целью уничтожить мечту о том, что Артур еще жив, разыскал и посетил могилу легендарного героя в Гластонбери, но ни эта уловка, ни даже завоевание не могли поколебать твердой веры кельтов в конечное торжество их на рода. «Думаете ли вы, — спросил Генрих II приставшего к его войску уэльского вождя, — что ваш мятежный народ может противостоять моей армии?» «Мой народ, — отвечал тот, — может быть ослаблен вашим могуществом и даже в большей части истреблен, но совсем погибнуть он может только тогда, когда гнев Божий станет на сторону его врагов. Я не допускаю, чтобы в день последнего суда перед судьей всех отвечал вместо уэльсцев какой-нибудь другой народ, и не на языке Уэльса». Народная песнь гласила: «Будут хвалить они своего Бога и сохранять свой язык, но потеряют свои земли, кроме дикого Уэльса».
Возрастающая сила кельтского племени, казалось, оправдывала эту веру и эти пророчества. Слабость и раздоры, отличавшие царствование Генриха III, позволили Левелину, сыну Жоруэрта, фактически сохранить независимость до конца своей жизни, когда архиепископ Эдмунд заставил его снова признать верховенство Англии. Наследовавший ему Левелин, сын Груффайда, снова покрыл славой свое оружие, опустошил пограничные земли до самых ворот Честера и завоевал Гламорган, что соединило весь народ в одну державу, достаточно сильную, чтобы отражать нападения иноземцев. В течение всей «войны баронов» Левелин оставался владыкой Уэльса, да и по окончании ее, когда ему стало грозить нападение соединенных сил Англии, он покорился только под условием признания его главенства над Уэльсом. Прежде английские короли называли его просто «князем Эберфро»; теперь ему был пожалован титул «государя Уэльса» и за ним было признано право требовать, чтобы ему присягали другие вожди его княжества.
Хотя, по-видимому, Левелин и был очень близок к осуществлению своих притязаний, однако он оставался вассалом английской короны, и при восшествии на престол нового короля от него тотчас же потребовали присяги. Уже в молодости Эдуард I проявил высокие качества, отличавшие его впоследствии как правителя Англии. С самого начала в нем обнаружились любовь к законности и стремление к порядку в управлении, которым суждено было сделать его царствование столь памятным в нашей истории. Сначала он поддерживал баронов в их борьбе с Генрихом III и убеждал отца соблюдать Оксфордские постановления. На сторону роялистов он перешел только тогда, когда, вероятно, опасность стала грозить самой короне; а когда гроза миновала, то он вернулся к своим прежним взглядам. В пылу победы, когда участь графа Симона была еще неизвестна, только Эдуард I высказывался за его пленение, вопреки мнению пограничных баронов, желавших его смерти. Когда все было кончено, он плакал над телом своего кузена, Генриха де Монфора, и провожал тело графа до могилы. У графа Симона, как признал Эдуард I перед смертью с горделивой горечью, научился он искусству полководца, отличавшему его среди других современных ему государей; у него же он научился и самообладанию, что возвышало его как правителя над другими людьми. Он не разделял грубого удовлетворения роялистов своей победой, обеспечил побежденным сносные условия и, сломив всякое сопротивление, добился принятия короной конституционной системы управления, за которую боролись бароны.
Страна настолько успокоилась, что Эдуард I счел для себя возможным отправиться в крестовый поход. Смерть отца в 1272 году заставила его вернуться на родину и тотчас поставила лицом к лицу с притязаниями Уэльса. В течение двух лет Левелин отвергал приглашения короля явиться для присяги; наконец терпение Эдуарда I истощилось, и королевская армия двинулась в Северный Уэльс. Величие Уэльса рушилось при первом же толчке: недавно клявшиеся в верности Левелину, вожди Центрального и Южного Уэльса изменили ему и перешли на сторону Эдуарда I; английский флот завладел Энглези, и стесненный в своих твердынях Левелин вынужден был сдаться на милость победителя. С обычной своею умеренностью победитель ограничился присоединением к своим владениям прибрежного округа вплоть до Конуэя.
Титул «государя Уэльса» был оставлен в пожизненное пользование Левелину; вместе с тем ему был прощен сначала наложенный на него тяжелый штраф. Кроме того, английский двор выдал за него захваченную на пути к нему его невесту Элеонору, дочь графа Симона Монфора.
В течение четырех лет все было спокойно, пока брат Левелина Давид, изменивший ему в предыдущей войне и награжденный за измену английским лордством, не подстрекнул его к новому мятежу. По стране ходило пророчество Мерлина, гласившее, что когда английская монета станет круглой, то князь Уэльса будет коронован в Лондоне; распоряжение Эдуарда I о чеканке новой медной монеты и запрет разбивать серебряную, как обычно, на две и четыре части, в Уэльсе приняли за исполнение предсказания. В разгоравшейся войне Левелин держался в Снодоне с отчаянным упорством, а поражение английского отряда, наводившего мост через пролив на Энглези, затянуло поход до зимы.
Как ни ужасны были страдания английской армии, но Эдуард I оставался непоколебим, отверг все предложения об отступлении и приказал образовать новую армию в Кермартене, чтобы окружить Левелина со всех сторон. В это время последний вышел из своей горной твердыни с целью напасть на Редноршир и был убит в небольшой стычке на берегах Уай. С ним погибла и независимость его народа. После шестимесячного укрывательства брат Левелина Давид был схвачен и, как изменник, приговорен парламентом к смерти. За подчинением менее значительных вождей последовали постройка сильных крепостей в Конуэе и Кернарвоне и поселение английских баронов на конфискованных землях. По мудрому распоряжению Эдуарда I «Уэльский статут» ввел в стране английские законы и английское управление. Но эта попытка принесла немного пользы, и на самом деле Уэльс вошел в состав Англии не раньше чем во время правления Генриха VIII. Что действительно удалось сделать Эдуарду I, так это сломить сопротивление уэльсцев. Его справедливая политика достигла своей цели (рассказы «об убийствах бардов» — чистая выдумка), и, несмотря на два более поздних восстания, Уэльс целых сто лет не представлял сколько-нибудь серьезной опасности для Англии.