Притом высокое положение делало его больше, чем кого либо другого, представителем произошедшего в стране церковного переворота. Его изображение, вместе с фигурами Генриха VIII и Кромвеля, стояло на заглавном листе английской Библии. Он был главным виновником решительной перемены, произведенной при Эдуарде VI в характере Реформации. Его голос слышался и до сих пор слышится народу в звуках английской литургии. Как архиепископ Кранмер подлежал только суду папы Римского, и казнь по необходимости пришлось отложить до получения приговора из Рима. Когда ему объявили об осуждении, его покинуло мужество, которое он выказывал со вступления Марии I на престол. Нравственная трусость, обнаружившаяся в низком угождении капризам и деспотизму Генриха VIII, сказалась снова в шести последовательных отречениях, которыми он надеялся купить себе прощение. Но помилование было невозможно, и когда на пути к костру Кранмера привели в церковь святой Марии в Оксфорде, чтобы он повторил там свое отречение, его характер, представлявший странное смешение, в самой слабости почерпнул силу.
«Теперь, — окончил он свою речь к молчаливому собранию, — теперь я перехожу к важной вещи, более смущающей мою совесть, чем что другое, когда-либо сказанное или сделанное мною в течение жизни, это распространение писаний, противных истине; теперь я отвергаю их и отказываюсь от них, так как они написаны моей рукой вопреки моему глубокому убеждению, написаны из страха смерти и для спасения, если это возможно, жизни. И так как моя рука погрешила, написав противное моему сердцу, то она будет первой за это наказана; когда я взойду на костер, она будет сожжена первой». «Эта рука написала отречение! — воскликнул он снова на костре, — поэтому она первая понесет наказание»; держа ее все время в пламени без единого движения или крика, он испустил дух.
Среди массы более героических страдальцев безошибочный инстинкт народного движения побудил протестантов считать казнь Кранмера смертельным ударом для католицизма в Англии. На одного человека, ощущавшего в себе радость Рауленда Тайлора при виде костра, приходились тысячи, испытывавшие смертельный ужас Кранмера. Торжествующий возглас Латимера был доступен для сердец столь же смелых, как и его собственное; печальный пафос унижения и раскаяния примаса затрагивал струны симпатии и жалости в сердцах всех. До этого момента можно проследить горькое воспоминание о крови, пролитой ради Рима; наблюдательному историку оно может представляться односторонним и несправедливым, но оно все еще глубоко запечатлено в характере английского народа.
Неудача расчетов на постоянное подчинение Англии Австрийскому дому отравила Филиппу II жизнь в королевстве, и, утратив всякую надежду на потомство, он, несмотря на страстные просьбы Марии I, покинул страну. Королева продолжала отчаянно бороться. Она сделала все возможное для удовлетворения непреклонности папы Римского. Ввиду многозначительного отказа парламента вернуть церкви хотя бы аннаты, она восстановила все, какие могла, ранее упраздненные монастыри; самый крупный из них, Вестминстерский, был восстановлен в 1556 году. Но более всего она настаивала на преследовании. От епископов и священников оно распространилось теперь на весь народ. Страдальцы толпами возводились на костры. В Стратфорде (le Bow) в один день было сожжено тринадцать человек, из них две женщины. Семьдесят три протестанта из Колчестера были прогнаны по улицам Лондона, связанные одним канатом. Королевский указ освободил новую комиссию для подавления ереси от всех юридических ограничений, стеснявших ее деятельность. Были обревизованы университеты, вынуты из гробов и обращены в пепел тела иностранных профессоров, нашедших там место упокоения при Эдуарде VI. Казни военного времени угрожали владельцам еретических книг, вышедших из Женевы; впрочем, их преступное содержание и постоянные призывы к мятежу и междоусобицам оправдывали строгость репрессий.
Но преследование не достигло своих целей благодаря молчаливому сопротивлению всего народа. Началось открытое выражение симпатий к страдальцам за веру. За три с половиной года гонений на кострах погибло около трехсот человек. Народ почувствовал отвращение к казням. Толпа, окружавшая костер в Смитфилде, сопровождала словом «аминь» молитву осужденных Боннером семи мучеников и молилась с ними, чтобы Бог укрепил их. Когда, несмотря на обещания, данные при заключении брака, Мария I впутала Англию в борьбу с Францией, чтобы поддержать Филиппа II, который после отречения Карла V наследовал его владения в Испании, Фландрии и Новом Свете, это вызвало общее неудовольствие. Война закончилась поражением. С отличавшими его быстротой и энергией герцог Гиз кинулся на Кале и, прежде чем могла подоспеть помощь, принудил его к сдаче. «Драгоценнейший алмаз английской короны», как называла его сама Мария I, вдруг был отнят, а последовавший вскоре захват Гина лишил Англию последних владений на материке. Как ни тяжел был удар, но, несмотря на страстные настояния королевы, Совет не мог найти ни средств, ни людей для попытки вернуть город. Прибегли к принудительному займу, но он поступал медленно. Набранные войска бунтовали и расходились. Только смерть Марии I в 1558 году предупредила общее восстание, и взрыв восторженной радости приветствовал вступление на престол королевы Елизаветы.
Никогда положение Англии не было хуже, чем в момент вступления Елизаветы на престол. Страна была унижена поражением и доведена до восстания казнями и неумелым правлением Марии I. Социальное недовольство, на время подавленное кавалерией Сомерсета, продолжало угрожать общественному спокойствию. Теперь, когда костры Смитфилда обособили протестантов от их противников, а партия гуманистов почти исчезла, религиозная борьба приобрела непримиримый характер. У более серьезных католиков образовалась неразрывная связь с Римом. Настроение протестантов, сжигаемых на родине или изгоняемых на чужбину, стало более воинственным, и кальвинистские изгнанники возвращались из Женевы, мечтая о насильственном перевороте в церкви и государстве. У Англии, вовлеченной по следам Филиппа II в бесплодную и разорительную войну, не осталось союзников, кроме Испании, а Франция, владея Кале, стала властительницей Ла-Манша. Благодаря браку королевы Шотландии Марии Стюарт с королем Франции и подчинению Шотландии французской политике, у Англии появилась постоянная угроза на севере, а Мария Стюарт и ее супруг присвоили титул и герб государей Англии и грозили поднять против Елизаветы всех католиков королевства. Ввиду этих опасностей страна оказалась беспомощной, без армии и флота и без средств для их снаряжения, так как казна, уже истощенная расточительным правлением Эдуарда VI, совсем опустела, вследствие возвращения захваченных короной церковных земель, а также расходов на войну с Францией.