Песня эта переходила из уст в уста, пока новый пример угнетения не раздул тлеющее недовольство в пожар. Эдуард III умер в бесславной старости; на его смертном одре низкая любовница, к которой он был так привязан, похитила с его пальцев перстни. Вступление на престол сына Черного Принца, Ричарда II, оживило надежды той части парламента, которую в политическом смысле мы все еще должны называть «народной партией». Парламент 1377 года взялся за дело реформы и смело присвоил себе контроль над новой субсидией, назначив двух своих членов для наблюдения за ее расходованием; парламент 1378 года потребовал и добился отчета в израсходовании субсидии.
Но его настоящая сила была, как известно, направлена на отчаянную борьбу, в которой самостоятельные классы, исключительно представленные в нем, стремились снова закрепостить рабочих. Между тем к внутренним бедствиям и распрям присоединилось поражение английской армии. Война с Францией шла очень неудачно: один английский флот был разбит испанцами, другой — потоплен бурей; поход внутрь Франции окончился, подобно предшествовавшим, разочарованием и неудачей. Для покрытия крупных издержек войны парламент 1380 года возобновил, как и три года назад, поголовный сбор с каждого жителя. Этот налог подчинял обложению, слой населения, прежде его избегавший, — таких людей, как сельские рабочие, деревенские кузнецы и кровельщики; он подтолкнул к действиям именно тот класс, в котором уже кипело недовольство, и взимание налога зажгло пожар по всей Англии, от моря до моря.
С наступлением весны странные песни разошлись по стране и послужили сигналом к восстанию, из восточных и центральных графств скоро распространившемуся по всей Англии к югу от Темзы. «Джон Болл, — гласила одна из них, — приветствует всех вас и извещает, что он прозвонил в ваш колокол. Теперь право и сила, воля и ум. Боже, поторопи всех ленивцев». «Помогите правде, — гласила другая, — и правда поможет вам! Теперь в мире царствует гордость, скупость считается мудростью, разврат не знает стыда, обжорство не вызывает осуждения. Зависть царит вместе с изменой, леность — в большом ходу. Боже, дай удачу: теперь время!»
Мы узнаем руку Болла и в еще более зажигательных посланиях — «Джека-мельника» и «Джека возчика». «Джек-мельник просит помощи, чтобы поставить как следует свою мельницу. Он стал молоть очень мало; сын царя Небесного заплатит за все. Смотри, чтобы твоя мельница шла с четырьмя крыльями правильно и чтобы столб стоял твердо. С правом и силой, с умом и волей: пусть сила помогает праву, и ум идет впереди воли, а право — впереди силы, тогда наша мельница пойдет правильно». «Джек-возчик, — гласило следующее послание, — просит всех вас окончить как следует то, что вы начали, и поступать хорошо и все лучше и лучше: ведь вечером люди оценивают день». «Лживость и коварство, — говорил Джек Праведный, — царили слишком долго, а правда была посажена под замок; ложь и коварство и теперь царят всюду. Никто не может дойти до правды, пока не запоет: «Если дам». Истинная любовь, что была таким благом, исчезла, и приказные за мзду причиняют зло. Боже, дай удачу, ибо настало время». Этими грубоватыми стихами началась в Англии литература политической полемики; это — первые предшественники памфлетов Мильтона и Бёрка. Как они ни грубы, но достаточно ясно отражают смешанные страсти, вызвавшие восстание крестьян: их стремление к справедливому управлению, ясному и простому суду, их презрение к распутству знати и гнусности придворных, их негодование в ответ на обращение закона в орудие угнетения.
Рис. Джон Болл.
Подобно пожару, восстание разлилось по стране; Норфолк и Суффолк, Кембридж и Гертфордшир подняли оружие; из Сассекса и Сэррея мятеж распространился до Девона. Но настоящее восстание началось в Кенте, где кровельщик убил сборщика налогов, отомстив за оскорбление дочери. Графство взялось за оружие. Кентербери, где «весь город разделял их настроение», открыл свои ворота мятежникам, которые разграбили дворец архиепископа и вызволили из тюрьмы Джона Болла; одновременно сто тысяч кентцев собрались вокруг Уота Тайлера из Эссекса и Джона Гелса из Меллинга. В восточных графствах взимание поголовного сбора вызвало появление скопищ крестьян, вооруженных дубинами, ржавыми мечами и луками; посланные туда для подавления смуты королевские комиссары были изгнаны.
В то время как жители Эссекса шли на Лондон по одному берегу реки, жители Кента двигались туда по другому. Их недовольство было чисто политическим, так как крепостное право в Кенте было неизвестно. Когда они накинулись на Блэкгит, то предали смерти всех юристов, попавшихся в их руки. «Пока все они не будут перебиты, до тех пор страна не будет снова пользоваться прежней свободой!» — кричали крестьяне, поджигая дома управляющих и кидая в огонь протоколы вотчинных судов. Все население присоединялось к ним по пути, а дворяне были охвачены страхом. Молодой король — ему было всего пятнадцать лет — обратился к ним с речью с лодки, стоявшей на реке; но когда Совет под руководством архиепископа Седбери не позволил ему пристать, это привело крестьян в бешенство, и огромная масса с криком «Измена!» кинулась к Лондону. 13 июня его ворота были открыты бедными ремесленниками, жившими в городе, и величественный дворец Джона Гентского, новое училище правоведения в Темпле, дома иноземных купцов скоро стали добычей пламени. Но мятежники, как они гордо заявляли, добивались истины и правды, а не были ворами и разбойниками, и потому грабитель, утащивший из дворца серебряное блюдо, был вместе со своей добычей брошен в пламя.