Освободившись от пут безусловной веры, ум Уиклифа шел все дальше по пути скептицизма, последовательно приходя к отрицанию прощений, индульгенций, отпущений, поклонения мощам святых, почитания их изображений и самих святых. Прямое обращение к Библии как к единой основе веры, наряду с провозглашением права всякого образованного человека самому исследовать ее, грозили гибелью самым основам старой догматики. Эти смелые отрицания не ограничивались тесным кругом еще примыкавших к нему учеников: с практической ловкостью, составлявшей особенность его характера, Уиклиф за несколько лет до того образовал общество бедных проповедников, «простых священников»; их простые проповеди и длинные деревенские облачения вызывали насмешки духовенства, но скоро они оказались неоценимым средством распространения идей их учителя. Как велики были их успехи, можно видеть из преувеличений их испуганных противников. Несколько лет спустя они жаловались на многочисленность последователей Уиклифа во всех классах общества: среди баронов, в городах, среди сельского населения, даже в монастырских кельях. «Половина всех встречных принадлежит к лоллардам».
Лоллард (вероятно, пустомеля) — насмешливое прозвище, которым правоверные церковники окрестили своих противников. Быстрое упрочение положения последних заставило духовенство перейти от насмешек к энергичным действиям. Кертнэ, ставший архиепископом, созвал в монастыре доминиканцев собор и прямо представил ему 24 положения, извлеченные из сочинений Уиклифа. Происшедшее во время совещаний землетрясение испугало всех прелатов, кроме одного, который объявил, что извержение дурных соков из земли служит хорошим предзнаменованием для извержения плохих соков из церкви, и собор вынес осуждение. Тогда архиепископ энергично выступил против Оксфорда как источника и очага новых ересей. В английской проповеди в церкви святой Фридесуайды Николай Герфорд доказывал истинность положений Уиклифа, и архиепископ велел канцлеру принудить его и его сторонников к молчанию, угрожая объявить его самого еретиком. Канцлер сослался на вольности университета и назначил проповедником другого «уиклифита», Рипингдона, который не побоялся назвать лоллардов «святыми священниками» и утверждал, что им покровительствует Джон Гентский.
Дух партии сильно сказывался и среди студентов; их большинство было на стороне вождей лоллардов. Кармелит Петр Стокс, получивший от архиепископа грамоту, дрожал от страха в своей комнате, когда канцлер под охраной сотни горожан одобрительно слушал резкости Рипингдона. «Я не смею идти дальше, писал бедный Стокс архиепископу, — из страха смерти»; но скоро он собрался с духом и спустился в аудиторию, где в это время Рипингдон доказывал, что духовное сословие было «лучше, когда ему было только девять лет, чем теперь, когда ему минула тысяча лет и более». Однако появление вооруженных студентов снова заставило Стокса с отчаянием бежать в Ламбет, в то время как новый еретик открыто защищал в конгрегации Уиклифово отрицание пресуществления. «Нет другого идолопоклонства, — воскликнул Уильям Джеймс, кроме таинства, совершаемого в алтаре»! «Вы говорите, как мудрец», ответил канцлер Роберт Райгг. Но Кертнэ был не такой человек, чтобы спокойно отнестись к вызову; приказ явиться в Ламбет принудил Райгга к покорности, принятой только при условии, что он подавит лоллардизм в университете. «Я не смею объявить его из страха смерти!» воскликнул канцлер, когда Кертнэ вручил ему обвинительный приговор. «Стало быть, ваш университет — явный покровитель еретиков, — возразил примас, если он не допускает провозглашения в своих стенах католической истины».
Королевский совет поддержал требование архиепископа, но объявление приговора сразу привело Оксфорд в волнение. Студенты грозили смертью монахам, «крича, что они хотят разрушить университет». Магистры запретили преподавание Генри Кремпу как нарушителю общественного покоя, за то, что он назвал лоллардов «еретиками». Наконец, чтобы помочь архиепископу, в спор резко вмешалась корона, и приказ короля предписал немедленно изгнать всех сторонников Уиклифа, захватить и уничтожить все книги лоллардов под страхом потери университетом его привилегий. Угроза подействовала: Герфорд и Рипингдон напрасно искали защиты у Джона Гентского; сам герцог признал их учение о таинстве алтаря еретическим, и после многих уверток они были вынуждены подчиниться. В самом Оксфорде лоллардизм был совершенно подавлен, но с устранением религиозной свободы внезапно исчезло всякое проявление умственной жизни. Век, следовавший за торжеством Кертнэ, представляется в летописях университета самым бесплодным, и эта спячка не прерывалась до того времени, пока появление новой науки не вернуло ему отчасти жизнь и свободу, которые были так грубо раздавлены примасом.
Лучшим доказательством высокого положения Уиклифа как последнего из великих схоластов служит нежелание такого смелого человека, как Кертнэ, даже после победы над Оксфордом, принимать крайние меры против главы лоллардов. На «собор землетрясения» Уиклиф хотя и был вызван, но не явился. «Понтий Пилат и Ирод стали теперь друзьями», — саркастически заметил он по поводу возобновления союза между прелатами и монашескими орденами, так долго враждовавшими; «если уж они из Христа сделали еретика, то для них нетрудно считать еретиками простых христиан». По-видимому, в то время он был болен, но объявление конечного приговора снова пробудило в нем жизнь. «Я не должен умирать, — говорят, сказал он еще раньше, переживая тяжелую опасность, — я должен жить и обличать деяния нищих монахов». Он обратился к королю и парламенту с просьбой, чтобы ему было позволено свободно доказывать высказанные им теории; затем, со свойственной ему энергией переходя к нападению на своих противников, он просил, чтобы все религиозные обеты были отменены, чтобы десятина была обращена на содержание бедных, а духовенство содержалось на добровольные подаяния своей паствы, чтобы соблюдались против папства статуты «Provisores» и «Praemunire», чтобы церковники были лишены права занимать светские должности, чтобы было отменено заточение для отлученных. Наконец, вопреки соборному осуждению, он требовал позволения свободно проповедовать защищавшееся им учение о евхаристии. В следующем году он явился перед конвокацией в Оксфорде и так поразил противников блеском своей схоластической логики, что смог уйти, совсем не отрекаясь от своего учения о таинствах.