Британия. Краткая история английского народа. Том - Страница 83

Этому социальному перевороту, а также широкой политике Эдуарда I обязан своим происхождением парламент. Ни «Собрание мудрых» до завоевания, ни «Великий совет» баронов после него не имели никакого представительного характера. В теории Уитенагемот состоял из свободных землевладельцев; фактически он был собранием эрлов, вельмож и епископов, а также сановников и слуг королевского двора. Завоевание внесло мало перемен в состав этого собрания: в «Великий совет» нормандских королей должны были входить все прямые вассалы короны, епископы и главные аббаты, которые из независимых духовных сановников все чаще становились баронами, и высшие сановники двора.

Однако, несмотря на сохранение прежнего состава, характер собрания существенно изменился. Из свободного «Собрания мудрых» оно превратилось в «двор» королевских вассалов. Его функции стали, по-видимому, почти призрачными, а полномочия ограничивались разрешением без права обсуждения (или отказа) всех субсидий, требуемых от него королем. Однако его «совет и согласие» оставались необходимыми для юридической силы всякой крупной финансовой или политической меры, и само существование его являлось настоящим протестом против теорий самовластия, выдвинутых юристами Генриха II и провозглашавших волю государя единственным источником закона. На деле при Генрихе II эти собрания стали более регулярными, а их функции — более важными. Реформы, прославившие его царствование, были обнародованы в «Великом совете», и в нем допускалось даже обсуждение финансовых вопросов.

Его влияние на налогообложение было, однако, формально признано не ранее издания Великой хартии, установившей правило о том, что никакой налог сверх обычных феодальных повинностей не может быть назначен иначе как «общим собранием королевства». Великая хартия впервые определила и форму собрания. В теории, как известно, оно состояло из всех прямых вассалов короны; но те же самые причины, по которым участниками Уитенагемота остались одни вельможи, повлияли и на состав собрания баронов. Присутствие в нем было обременительно по требовавшимся для этого расходам для простых вассалов короны, рыцарей или «мелких баронов», а их численность и зависимость от вельмож делали такое собрание опасным для короны. Поэтому уже со времени Генриха I мы находим признание различия между «крупными баронами», из которых обычно состояло собрание, и «мелкими баронами», составлявшими массу вассалов короны. Но хотя присутствие последних и становилось редким, их право на участие в собрании оставалось нетронутым.

Постановив, что на каждое собрание Совета прелаты и вельможи должны быть приглашены отдельными грамотами, Великая хартия в своей замечательной статье предписала рассылку шерифами общих приглашений всем прямым вассалам короны. Вероятно, целью постановления было побудить мелких баронов к пользованию правами, пришедшими в забвение, но так как статья эта опущена в позднейших изданиях Великой хартии, то можно сомневаться, чтобы выраженное в ней начало где либо получало широкое применение. Есть указания на присутствие немногих рыцарей от места, видимо, соседнего с местом собрания дворянства, на некоторых заседаниях Совета при Генрихе III, но до самого позднего периода царствования его преемника Великий совет оставался собранием вельмож, прелатов и сановников короны.

Перемена, которая не удалась Великой хартии, была теперь осуществлена социальными условиями эпохи. Одним из самых замечательных условий было постоянное уменьшение числа крупных баронов. Масса графских владений уже перешла к короне вследствие прекращения существования семей, ими владевших; из крупных баронств многие фактически прекратили существование из за раздела между сонаследниками, другие — вследствие постоянного стремления бедных баронов освободиться от своего звания, чтобы избежать тяжести высшего обложения и присутствия в парламенте. Как далеко это зашло, можно заключить из того, что в первых парламентах Эдуарда I заседало едва ли более ста баронов. В то время как число лиц, действительно пользовавшихся правом участия в парламенте, быстро падало, число и богатство «мелких баронов», для которых право присутствия стало только конституционным преданием, быстро росло.

Продолжительный мир и процветание королевства, расширение торговли, увеличение вывоза шерсти умножали ряды и доходы поместного дворянства, а также фригольдеров и состоятельных крестьян. Мы уже отметили возросшее стремление к землевладению, что делает это царствование столь важным в истории английских фригольдеров; но то же течение существовало до некоторой степени и в предыдущем веке, и именно сознание растущего значения этого класса землевладельцев побудило баронов в эпоху Хартии сделать бесплодную попытку — привлечь их к участию в совещаниях Великого совета. Баронам нужно было их присутствие для борьбы с короной; корона желала его, чтобы сделать налогообложение более действенным. Пока Великий совет оставался просто собранием вельмож, министрам короля необходимо было договариваться отдельно с другими сословиями государства о размерах и раскладках их взносов.

Субсидия, принятая Великим советом, была обязательна только для баронов и прелатов, признавших ее: прежде чем в королевскую казну могли поступить взносы городов, церквей или графств, чиновники казначейства должны были вести отдельные переговоры со старейшинами каждого города, с шерифом или собранием каждого графства, с архидьяконами каждой епархии. По мере возрастания нужд короны в последние годы правления Эдуарда I переговоры эти становились все более затруднительными, и фискальные удобства потребовали включения этих классов в состав Великого совета для получения от них согласия на предложенное обложение налогами.