Британия. Краткая история английского народа. Том - Страница 50


К оглавлению

50

Но, кроме воинской храбрости, у Стефана было мало королевских достоинств, и государство скоро начало ускользать из его рук. Освободившись от суровой руки Генриха I, бароны стали укреплять свои замки, а их примеру последовали, ради самозащиты, и прелаты, и те бароны, которые были правителями при покойном короле. Рожер, епископ Солсберийский, юстициарий, и его сын Рожер, канцлер, тоже заразились всеобщей паникой. Они укрепили свои замки и стали являться при дворе не иначе как с сильным конвоем. Слабый король вдруг прибег к крутым мерам. Он захватил в Оксфорде Рожера вместе с сыном и племянником епископа Линкольнского и заставил их сдать ему замки. Этот позор до того поразил Рожера, что он умер в конце того же года, а его племянник Нигель, епископ Или и казначей, был изгнан из государства.

Падение семьи Рожеров потрясло всю систему правления. Крутые меры короля лишили его поддержки духовенства и открыли Матильде путь в Англию; вскоре вся страна разделилась на две части: запад поддерживал Матильду, Лондон и восток — Стефана. Поражение при Линкольне и плен Стефана заставили всю страну признать Матильду своей государыней, но презрение, с которым она отвергла притязания Лондона на сохранение старых привилегий, побудило его граждан снова взяться за оружие, а решение Матильды держать Стефана в плену возродило его партию. Вскоре Стефан был освобожден и осадил Матильду в Оксфорде, откуда она тайно бежала и, перейдя через реку по льду, прибыла в Абингдон. Через шесть лет она возвратилась в Нормандию.


Рис. Матильда (королева Англии), дочь Генриха I.


Война на деле стала сплошной цепью грабежей и кровопролития. Насилие феодальных баронов показало, от каких ужасов избавило Англию суровое правление нормандских королей. Нигде бедствия народа не изображаются в таких ужасных красках, как в конце «Английской летописи», последние звуки которой замирают среди ужасов той эпохи. «Они вешали людей за ноги и коптили их едким дымом. Иных они вешали за большие пальцы, других — за головы, а к ногам их привешивали зажженные тряпки. Они опутывали головы людей узловатыми веревками и закручивали их до тех пор, пока они не проникали до мозга. Они сажали людей в темницы, где кишели змеи и жабы. Многих своих жертв они заключали в короткие, узкие и неглубокие ящики с острыми камнями и так втискивали людей, что у них ломались все кости. Во многих замках находились чудовищные и ужасные цепи, поднять которые едва могли два или три человека. Эти цепи прикреплялись к бревну и своей острой железной стороной обвивали шею и горло человека, так что он не мог ни сидеть, ни лежать, ни спать. Многие тысячи людей они уморили голодом».

От этой феодальной анархии Англия была избавлена благодаря усилиям церкви. В начале царствования Стефана его брат Генрих, епископ Уинчестерский, действовавший в Англии в качестве папского легата, старался заменить исчезнувшую власть короля или нации авторитетом церковных соборов и утверждением нравственного права церкви на то, чтобы объявлять королей недостойными престола. Договор между королем и народом, ставший частью Конституции в Хартии Генриха I, получил новую силу в Хартии Стефана, но естественный вывод отсюда об ответственности короля за выполнение договора был сделан впервые теми церковными соборами. Низложение Стефана и Матильды послужило прецедентом для позднейшего низложения Эдуарда и Ричарда и для торжественного акта об изменении престолонаследия в эпоху Иакова.

Хотя формы представляются тут странными и произвольными, все же они провозглашали право нации на достойное правление. Сам Генрих Уинчестерский, «полумонах полусолдат», как его называли, имел слишком мало духовного влияния, чтобы пользоваться настоящей духовной властью; лишь в конце царствования Стефана нация получила действительно нравственного руководителя в лице Теобальда, архиепископа Кентерберийского. «Церкви, — справедливо говорил впоследствии Фома Бекет, гордясь сознанием того, что он был правой рукой Теобальда, — Генрих II обязан своей короной, а Англия — своим освобождением». Фома был сыном Жильберта Бекета, портового старшины Лондона; на месте его дома и теперь еще стоит Mercer’s chapel (памятник) в Чипсайде.

Его мать, Рогеза, была типичной благочестивой женщиной того времени. Она ежегодно взвешивала своего сына в день его рождения и раздавала бедным столько денег, платья и провизии, сколько он весил. Фома вырос среди нормандских баронов и духовных особ, посещавших дом его отца и вносивших в него дух вольности, умеряемой нормандским образованием; окончив школу в Мертоне, он отправился в Парижский университет, а возвратившись назад, повел жизнь, свойственную молодым дворянам той эпохи. Он был высок, красив, остроумен и красноречив; твердость характера сказывалась даже в его забавах: чтобы спасти своего сокола, упавшего в воду, он однажды бросился под мельничную плотину и едва не был раздавлен колесом.

Потеря отцовского состояния заставила Фому поступить ко двору архиепископа Теобальда, и вскоре он стал доверенным лицом примаса в деле освобождения Англии. В это время сын Жоффруа и Матильды Генрих II после смерти своего отца стал повелителем Нормандии и Анжу, а брак с герцогиней Элеонорой прибавил к его владениям еще и Аквитанию. Фома как агент Теобальда пригласил Генриха II посетить Англию, и по его прибытии архиепископ выступил посредником между претендентами на корону. Уоллингфордский договор устранял бедствия долгой анархии: замки должны были быть уничтожены, государственные земли — возвращены короне, иностранные наемники — изгнаны из страны. Королем был признан Стефан, в свою очередь объявивший наследником Генриха II. Едва прошел год, как смерть Стефана отдала престол Англии его сопернику.

50