Отсрочка, однако, мало помогла Франции, и когда 10 тысяч союзников осадили Орлеан, у Карла VII не оказалось средств, чтобы идти к нему на выручку. Война давно уже дошла до границ Лотарингии. Север Франции в действительности скоро был превращен в пустыню. Поселяне искали себе убежища в городах, пока их жители, боясь голода, не заперли перед ними городские ворота. Тогда крестьяне в отчаянии бросились в леса и, в свою очередь, стали разбойниками. Опустошение было таким страшным, что два враждебных войска не могли даже найти друг друга в опустошенной Босе.
Города едва ли были в лучшем положении, так как в одном Париже нищета и болезни унесли сто тысяч человек. Когда изгнанники и раненые проходили через Домреми, Жанна уступала им свою постель и облегчала их страдания. Всю ее охватила одна поглощающая страсть: ей стало жаль, если употребить не сходившее с ее губ выражение, «прекрасного королевства Франции». Когда страсть эта усилилась, она вспомнила старое предсказание, гласившее, что страну спасет девушка с границы Лотарингии. Ей стали являться видения: в потоке ослепительного света ей явился святой Михаил и велел прийти на помощь королю и вернуть ему его королевство.
«Господин, — возразила Жанна, — я только бедная девушка, я не умею ездить на войну или командовать рыцарями». Архангел явился снова, ободрил ее и сказал, что на небесах жалеют прекрасное королевство Францию. Девушка плакала и просила, чтобы являвшиеся к ней ангелы взяли ее с собой, но ее назначение выяснилось. Напрасно отец, услышав о ее намерении, клялся, что скорее утопит ее, чем отпустит на войну с рыцарями. Напрасно священник, деревенские мудрецы и комендант Вокулера сомневались в ней и отказывали ей в помощи. «Я должна идти к королю, — настаивала она, — даже если я сотру себе ноги до самых колен». «Я гораздо охотнее осталась бы прясть рядом с матерью, — жаловалась она с трогательным пафосом, — так как я не сама выбрала себе дело, но я должна идти и совершить его, ибо так угодно моему господину». «А кто твой господин?» — спрашивали ее. «Это Бог», — отвечала она.
Такие слова наконец тронули грубого коменданта; он взял Жанну за руку и поклялся отвести ее к королю. Когда она достигла Шинона, ее начали одолевать колебания и сомнения. Богословы доказывали по своим книгам, что ей не следует верить. «В книге Господа сказано больше, чем в ваших», — ответила просто Жанна. Наконец Карл VII принял ее, окруженный толпой баронов и солдат. «Благородный дофин, — сказала она, — мое имя Жанна Дева. Царь Небесный посылает меня сказать Вам, что Вы будете помазаны и коронованы в городе Реймсе и будете наместником Царя Небесного, которым является король Франции».
Голод уже заставил Орлеан начать переговоры о сдаче, когда Жанна явилась при французском дворе. Для выручки города Карл VII ничего не сделал, а заперся в Шиноне и беспомощно плакал. Английские победы до того напугали французских солдат, что отряд стрелков под командой сэра Джона Фастольфа в так называемой «битве сельдей» отразил целую армию и с торжеством доставил в лагерь под Орлеаном обоз с припасами, которому битва была обязана своим названием. После повторного ухода бургундских союзников в окопах осталось всего 3 тысячи англичан, но хотя город кишел рыцарями, они в течение шести месяцев осады ни разу не отважились на вылазку.
Однако успех кучки английских завоевателей зависел от наведенного ими на Францию ужаса, а появление Жанны сразу разрушило эти чары. Ей шел тогда восемнадцатый год, она была высокого роста и прекрасного сложения, крестьянское воспитание развило в ней силу и деятельность: она могла оставаться на лошади без еды и питья от зари до вечера. Когда она садилась на своего боевого коня, с головы до ног одетая в белые доспехи, с украшенным лилиями белым знаменем над головой, она казалась «по виду и по разговору совсем божественным существом». Десять тысяч всадников, последовавшие за ней из Блуа, — грубые грабители, знавшие только молитву Лагира: «Господи Боже, прошу тебя, сделай Лагиру то, что он сделал бы для тебя, если бы ты был полководцем, а он —Богом»,— отказались по слову ее от проклятий и распутства и во время похода стали посещать богослужение. Ее крестьянский здравый смысл помогал ей управляться с грубыми солдатами, и ее спутники смеялись за лагерными кострами над старым воином, который был так смущен запретом божбы, что она позволила ему клясться его палкой.
При всем ее энтузиазме здравый смысл никогда не покидал ее. Всюду, где она проезжала, вокруг нее собирался народ, прося у нее чудес и принося кресты и четки, чтобы она освятила их своим прикосновением. «Прикоснитесь к ним сами, — сказала она одной старухе, — Ваше прикосновение будет так же действенно, как и мое». Но ее вера в свое предназначение осталась по-прежнему твердой. «Дева просит и умоляет Вас, — писала она Бедфорду, — не тревожить более Франции, но идти вместе с ней на освобождение Святого города от турок». «Я приношу Вам, — сказала она Дюнуа, когда он вышел из Орлеана к ней навстречу, лучшую помощь, когда-либо посланную человеку, — помощь Царя Небесного».
Осаждающие со страхом смотрели на ее въезд в Орлеан и на объезд ею стен, причем она убеждала народ смотреть без боязни на окружавшие его грозные форты. Ее энтузиазм увлек колебавшихся вождей, они напали на горсть победителей, и огромное неравенство сил тотчас обнаружилось. Французы брали один форт за другим, пока не остался один, сильнейший, и тогда военный совет решил отсрочить нападение. «Вы приняли ваше решение, — возразила Жанна, — а я принимаю свое». Став во главе конницы, она приказала отворить ворота и повела ее на врага. Хотя англичан было мало, но они бились отчаянно; Жанна упала раненной, пытаясь взойти на стену, и была отнесена в виноградник, а Дюнуа велел бить отбой. «Подождите немного! — сказала повелительно Дева. — Поешьте и попейте! Как только мое знамя коснется стены, вы войдете в форт». Знамя поднесли, и осаждающие ворвались. На другой день осада была снята, и ведшее ее войско отступило в полном порядке на север.